— Ну спасибо, научил. — Она попыталась освободить руку.

Максимов решил, что урок не пошел впрок, крепче сжал пальцы, и они, как наручники обхватили ее тонкое запястье.

— Вика, ты знаешь, почему погиб Инквизитор? — холодно спросил он. Знал, Вику пока в известность не поставили, он и сам не собирался описывать в деталях, как погиб Инквизитор, такого она бы не выдержала.

— А он разве…

— Да, Вика. Погиб. Я преклоняюсь перед знаниями этого человека, но в трудную минуту они сыграли с ним злую шутку. Он жил в странном мире, имеющем к реальности непосредственное, но весьма отдаленное отношение. И вовремя не смог перенастроиться. Он не учел реальной обстановки. Не той, что он себе представлял, а реальной. Где из-за угла может появиться кто-то с обрезком трубы и навсегда лишить твою голову умных мыслей. Поняла, о чем я? Она кивнула, но он решил пояснить.

— Реальность порой страшнее любого кошмара, именно поэтому сознание соскальзывает в мир грез. Не всегда хватает мужества жить в реальном мире. Поверь моему опыту, лучше всего считать, что противник не промахнется, и пригнуться, чем потом с удивлением разглядывать дырку у себя в груди. Пообещай мне, малыш, — он смягчил тон, — что сегодня ты будешь время от времени выполнять это упражнение. Смотри по сторонам и считай линии, цвета, можешь пытаться различить запахи. Но делай это непременно. Что бы ни происходило вокруг, ни в коем случае не дай себе утратить связь с реальностью. Мистики и маги — великие мастера погружать людей в ирреальное состояние, а потом грузить по полной программе. Сегодня нам скучать не дадут, можешь поверить моему чутью. Я сделаю все, что в моих силах. Но и ты, прошу, зря не подставляйся. Договорились?

Он счел, что сказал достаточно. В случае чего легче напомнить взглядом или окриком, чем читать лекцию в самой неподходящей обстановке. Разжал пальцы, освобождая ее руку, но Вика сама крепко вцепилась в его запястье.

— Максим, только один вопрос. — Она совсем по-детски заглянула ему в глаза. — Скажи, ты меня любишь? Хоть чуть-чуть.

— Конечно же да, малыш. — Максимов прижал ее к груди. «Пусть это будет единственная иллюзия, в которую хочется и можно верить».

Он встал, отошел к окну, чтобы больше не видеть ее тонких ключиц, выступающих из распахнутого на груди халатика.

— И еще. Вика. По первой же моей команде ты отпрыгнешь в сторону и исчезнешь. Когда все кончится, я тебя найду. Обещаю. — Максимов искренне надеялся, что так оно и будет.

— И мы будем всегда вместе?

— Обязательно.

Он не стал поворачиваться, чтобы не встретиться с ней взглядом. Заставил себя до мельчайших подробностей рассмотреть дом напротив. Ничего не изменилось, люди жили своей жизнью. Только свет, падающий в колодец двора, стал мягче, вечерним.

За спиной скрипнули пружины тахты, прошуршал шелковый подол по паркету, мягко закрылась дверь.

«Есть реки в пустыне, и есть пути в одиночестве, но нет ни рек, ни Пути в том, кто растворился в других», — прошептал Максимов.

Иногда Страннику от этого древнего изречения становилось легче, сегодня не помогло.

Навигатору

Олаф и Викки прибыли в известный вам адрес. Проводим скрытое фотографирование прибывающих.

Сильвестр

Глава сорок первая. МИСТИЧЕСКИЙ РЕАЛИЗМ

Дикая Охота

Максимов еще раз осмотрел публику, дефилирующую по залу. К торжественному открытию выставки они с Викой опоздали. Судя по всему, потеряли мало. Церемонию свели к минимуму, внеся необходимые коррективы: вместо обычного искусствоведческого елея собравшиеся выслушали краткий спич по поводу безвременно и неожиданно ушедшего из жизни великого мастера, струнный квартет добавил минора, исполнив что-то классически траурное, затем все пошло по принятому в ЦДХ порядку.

Налет на столы, уставленные бутылками, как всякий налет, оказался скоротечным и результативным. Наиболее проворные уже расходились приобщаться к искусству, неся в руках пластмассовые стаканчики. Максимов отметил, что первыми откупорили бутылки шампанского. Объяснялось это не эстетством приглашенных, а недоработкой организаторов, штопоров на столах не было, и первым открыли то, что сподручнее. Но опытные посетители выставок уже достали из карманов складные ножики и прилаживались к бутылкам с «Монастырской избой», «Ркацители» и «Киндзмараули». Группа нищего вида художников образовала плотное кольцо вокруг отдельного столика с высокоградусными напитками, по нездоровому оживлению на их лицах было ясно, что возможность поправить здоровье они не упустят и делиться с теми, кому средства позволяли пить на свои, не намерены.

— Только не чокаться, — предупредил моложавый джентльмен свою спутницу, протягивая с боем добытый стаканчик.

Дама бальзаковского возраста в костюме деловой женщины пригубила, наморщив нос от ударивших шампанских газов и оставив на кромке пластмассового стаканчика алый след губ.

— Да, Мещеряков… Жаль, конечно. — Она изобразила на увядающем лице скорбь и повернулась к картинам на стене. — Жаль, что ничего не успела купить, — продолжила она таким тоном, словно проворонила выгодный контракт. — Этот жлоб Жаков ничего сегодня не продает, да?

— Конечно! — Спутник хмыкнул с видом знатока. — Повезло, ничего не скажешь. Всего два года вкладывал деньги в никому не известного мазилку из провинции — и вот тебе раз, тысяча процентов прибыли!

— Почем сейчас будут работы Муромского? — поинтересовалась дама, как спрашивают о картошке на рынке.

— Сейчас — минимум по пять тысяч. А завтра не знаю. После турне по Европе даже не берусь предположить. Уверен, Жаков уже созвонился с галерейщиками, будут искусственно вздувать цены. Так сказать, ковать железо, пока труп не остыл.

— Фу, Анатолий!

— Пардон, пока не забыли, кто такой Муромский. Пара стала сдвигаться вдоль стены, время от времени останавливаясь у картин.

— Кто такие? — спросил Максимов Вику.

— Не знаю. Не наши, это точно.

Как и на всякой тусовке, в зале перемешались званые и избранные. Последние, естественно, были в меньшинстве. Под руку с кавалерами, за руку с подругой или в гордом одиночестве проходили женщины, гордо неся отличительный знак принадлежности к Ордену Крыс — маленький бант на одежде. У некоторых это был вновь вошедший в моду шейный платок, петлей намотанный вокруг шеи, у других позолоченный бантик на лацкане. Размеры, цвета, стоимость роли не играли, главное — сам знак. Максимов, начитавшись ведьмаковской премудрости, знал, что бантик служил «внешним» символом подвязки — одного из необходимых атрибутов ведьмаковской магии и важной детали костюма ведьмы. На шабаше, где присутствуют только свои, ведьмы, не таясь, одевали вышитую золотом и серебром подвязку. И подаренная Вике при посвящении подвязка сейчас лежала в ее сумочке, а на лацкане белого пиджака красовался золотой бантик, остро постреливая бриллиантовыми искорками.

— М-да, судя по всему, рыдать и посыпать голову пеплом здесь никто не собирается, — сделал вывод Максимов, закончив рассматривать публику.

— Еще чего! Главное не повод, а возможность показать себя, — назидательно произнесла Вика. — Ты, между прочим, абсолютно не светский человек.

— Есть такой грех, — согласился Максимов. — Они мне напоминают тропических рыбок в аквариуме. Знаешь, мода пошла в офисах такие ставить, литров на сто. Красиво, дорого, стильно. Но если опрокинуть аквариум, то будут рыбки по две сотни баксов за штуку лежать в луже, лупать глазками и хлопать ротиком, пока не помрут. Кстати, если им корм не сыпать, и в воде сдохнут тихой голодной смертью.

— Хочешь сказать, что я такая же рыбка, выращенная в тепличных условиях богатой семьи и ничего из себя вне своей среды не представляю? — Вика резко вскинула голову, глаза сверкнули злым огнем.

— Ох, характер! — Максимов незаметно ущипнул ее за бок. — Не сочти за комплимент, но из тебя будет толк в любых условиях. Можешь мне верить.