— Пора, — прошептал Хан.

— Не-а. Это же детский сад. А детишек в такую рань еще даже на горшок не сажают.

— Уже совсем светло.

— Глупый, сейчас же только гегемоны на работу тащатся. Они все местные парочки с пеленок знают. Нас запомнят, мы же для них чужаки. А начнут менты отрабатывать жилой сектор, вспомнят обязательно. Вот тебе и след.

— Сейчас как раз порядочные мужчины от любовниц возвращаются, чтобы на дачу к семье поехать. И девки, снятые на ночь, от клиентов идут. Никто на нас внимания не обратит.

Она оттолкнула его. Посмотрела снизу вверх в глаза.

Вскочила на ноги. Потянулась, изогнув спину.

Брезгливо стряхнула прилипшие травинки.

— Подай мне одежду!

Он, не вставая с колен, протянул ей платье.

— Возьми.

Лилит повернулась. Хлестко, наотмашь ударила по щеке. Спокойно смотрела ему в глаза. Ждала.

— Прошу прощения, госпожа, — пробормотал Хан, опустив глаза.

Дикая Охота

Как писали в старых романах, она была укрыта в одежды из солнечного света. Ослепительное свечение обволакивало ее обнаженные плечи, искристыми нитями струилось по плавным изгибам тела. Это была нагота, на которую было больно смотреть, притягательная и опасная нагота языческой богини. Сочные губы дрожали в улыбке, но взгляд оставался требовательным и ждущим. Она не манила и не отталкивала, не ускользала и не звала. Она ждала, когда перед ней упадут на колени. Он никак не мог разглядеть ее лица, ощущал на себе ее тяжелый взгляд, но сам ничего разглядеть не мог сквозь ослепительное свечение, окутавшее ее наготу…

Максимов распахнул глаза. На потолке ослепительно горела яркая полоса, рассвет ударил в окно. Свежий ветер теребил белые шторы.

Ладонь Вики лежала на его груди, невесомая и горячая, как пригревшийся котенок. Боясь пошевелиться и разбудить, Максимов закрыл глаза. Видение уже исчезло, оставив на память лишь гнетущую тяжесть под сердцем.

Он не верил сонникам и толкователям снов. Никто не разбирается в снах лучше их хозяина. А он давно научился быть хозяином своих снов.

Постарался вызвать у себя ощущение солнца, бьющего прямо в лицо, и когда вернулось ослепительное свечение, спросил: «Что значит этот сон?»

Через мгновение сам собой родился ответ, отчетливый и внятный, словно кто-то произнес за спиной:

«Ты — следующий и последний».

Лилит

Хан сел за руль, Лилит свернулась калачиком на заднем сиденье, положила под щеку ладонь.

— Устала. — Она сладко зевнула. — А ты?

— Нет.

Когда машина выехала на шоссе и набрала скорость, Хан оглянулся. Лилит крепко спала. На губах играла легкая улыбка.

Глава тридцатая. ТАЙНА СЛЕДСТВИЯ

Телохранители

Длинная, как пенал, лоджия оказалась самым удобным местом наблюдения. Как только ее отработали эксперты, Подседерцев устроился здесь, сквозь оконные стекла внимательно следя за всем, что происходило в квартире. Насколько мог судить, юный прокурорский свое дело знал. И все понял без лишних слов. Понятых подобрал таких, что по необразованности и затурканности смотрят, не видя, и подписывают, не глядя.

Словно поймав его взгляд, Валентин Шаповалов вышел в лоджию. Встал рядом, прислонившись спиной к застекленной раме.

— Сигаретой не угостите, Борис Михайлович? Подседерцев отметил, что память у парня профессионально цепкая и в присутствии старшего по званию из малопонятной организации особо не тушуется.

Протянул пачку. Валентин прикурил от своей зажигалки.

— И что вы обо всем этом думаете? — спросил он, не заглядывая в лицо, отражения в оконном стекле вполне хватало.

— Думаю, умеют же люди минимумом средств создать такой уют, — ответил Подседерцев.

Квартира Виктора для типовой многоэтажки действительно была чем-то особенным. Разобрав стену между кухней и комнатой, Виктор превратил образовавшееся пространство в большой кабинет, с окнами во всю стену. Под кухонные надобности остался маленький закуток, отделенный барной стойкой. Ел, судя по всему, в противоположном углу, где в импровизированной беседке из белых планок, увитых переплетением пластмассовых листьев, стоял столик и два кожаных кресла. Вдоль окна тянулся стол из натурального дерева. На нем хватило места для компьютера, стопок с книгами, папок с бумагами и безделушками в японском стиле. В нише у дальней стены стоял полукруглый диван, перед ним на полу лежала длинношерстная шкура неизвестного животного. И больше ничего. Комната казалась наполненной солнечным светом, светлый паркет, матово-персиковые стены создавали ощущение устоявшегося тепла. Войдя в квартиру, Подседерцев рассчитывал увидеть книжные шкафы вдоль всех стен, старую мебель и толстые ковры на полу. Но книг, за исключением тех, что лежали на столе, сразу не нашли. Оказалось, что библиотека скрывается за скользящими на роликах ширмами, подобранными в цвет стены.

Спальня оказалась еще аскетичней. Бледно-фиолетовые стены, темный паркет. Из мебели только столик с корявой японской сосенкой и по-японски низкое ложе. Одежда и прочее, как и книги, прятались от глаз за ролевыми ширмами.

— Да, жил гражданин Виктор Ладыгин оригинально, — Валентин сделал особый упор на прошедшем времени глагола.

— Версии есть? — перешел к делу Подседерцев.

— Сейчас их можно наплодить сколько душе угодно, — усмехнулся Валентин. Следов борьбы нет, следов взлома нет, соседи ничего не слышали. Или сам прыгнул, или открыл знакомому, а тот уже ему помог.

— Это в три-то часа ночи открыл? — удивился Подседерцев.

— Ну вы же примерно в это же время приехали, — тут же подцепил его на крючок Валентин.

Подседерцев тяжело засопел, потом усмехнулся.

— Молодец. Но слабинка одна есть. Не стал бы я так подставляться. И двери были закрыты изнутри на все обороты, и цепочка висела.

— Резонно, — согласился Валентин. — То, что это не чисто английское убийство, я уже понял.

— Да уж, Агатой Кристи тут не пахнет.

— Нет, вы не поняли. Мы так «бытовуху» называем. Жрет компания водку, песни орут, все друзья, все свои. А утром проснутся похмеляться, а на кухне труп с многочисленными колото-резаными ранениями. И все, паразиты, клянутся, что никто его не убивал.

— Весело живете! — хохотнул Подседерцев.

— Да уж не скучаем. — Валентин вдруг стал серьезным. — А у вас какие версии?

— Не версия — предчувствие. Убили его.

— И у меня пока такое предчувствие. — Валентин указал на раму, одна секция была приоткрыта. — Явных следов нет, но эксперт нашел на раме характерные микрочастицы. Я заставил его поползать по спальне вдоль и поперек. И на полу их и нашли. Пятно размыто, контуров стопы не дает, но все-таки. Я попросил взять пробу в подъезде. Если анализ микрочастиц совпадет, то это уже след. Десятый этаж все-таки. В ниндзя верите?

Подседерцев невольно посмотрел через плечо вниз. Припаркованные во дворе машины казались игрушечными.

«Если он прав, то тут поработал специалист экстракласса. Это же какие нервы надо иметь! — с уважением подумал Подседерцев. — Стоп, а как это стыкуется с нашей последней встречей с Ладыгиным, с его обещанием вычислить организатора, с терактом, в конце концов? Никак!»

И тут он вспомнил слова Виктора: «В этом человеке не осталось ничего человеческого».

Дмитрий, перебиравший папки на столе, вдруг вскинул голову, замахал рукой.

Подседерцев оттеснил Валентина, первым вбежал в комнату. Пробежал глазами первую страницу в папке. Дмитрий, державший палец между страницами как закладку, раскрыл на нужной, «подчеркнул» пальцем строку.

В списке пациентов, на которых ставил опыты Ладыгин, значился капитан Прохоров.

— Умница, вот это след! — Подседерцев потрепал Дмитрия по плечу.

— Что там? — попытался заглянуть через плечо Валентин.

Подседерцев успел пробежать глазами всю страницу, оказалось, в опытах применялся наркотик ЛСД. Под его воздействием Прохоров нес всякую околесицу, в основном — про ад и горы трупов. «Мог запросто растрепать все, что знал», сделал вывод Подседерцев. Захлопнул папку, щелкнул пальцами: